Загрузка ...
До сих пор ведутся споры о том, является ли славянский языческий обряд соумирания жертвоприношением. Проводился он добровольно, или под давлением общества? Это поднимает философских проблем родноверия. Можно ли интерпретировать этот обряд как кровавую традицию или это всё же красивший, свадебный языческий обряд? Итак, что такое соумирание? Соумирание – это обряд добровольного самоубийства в день похорон мужчины. Обычно заканчивали жизнь самоубийством в день трупосожения зависимые от мужчины люди: смерды, любимая жена. Прежде чем описывать сущность и вариации этого обряда, позволим себе заметить, что эта традиция была во многих культурах. Это и Греция и германия и многие другие страны. Назвать этот обряд варварским, значит оскорбить культурные традиции многих этносов. Поэтому сложно поверить в интерпретацию об излишней жестокости языческих народов. Вопрос полисемии многих культурных проявлений в рамках язычества, скорее всего, указывает на наличие общих теологических представлениях индоевропейцев. Процесс соумирания важный инициационный процесс. Учёными он маркируется как элемент свадебного обряда.
У восточных славян обычай сжигать вдов на погребальном костре существовал начиная со II — III в. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетельствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства: в 6-10 вв. вступление девушки в брак означало для нее и обязанность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти. Нужно уточнить, что в славянском язычестве чётко градируется роли наложниц и официальных жён. Обычно на костёр восходила любимая жена, остальные жёны изображали печаль, что не они уходят вместе с господином в иной мир. Стоит отметить, что обряд соумирания невозможно трактовать без привязки к представлениям славян о загробной жизни. Славяне, так или иначе, верили в перерождение души и тела. Это закреплено в традиции хоронить в позе эмбриона и этнокультурной традиции называть родившегося ребенка в честь умершего деда или бабки. Так же рудиментально это закреплено в пословицах и поговорках, например: «не бей собаку, и она когда-то была человеком!». Возвращаясь к вопросу корреляции свадебного обряда с похоронным, нужно отметить, что рудиментально этот обычай сохранился вплоть до сегодняшнего дня. Фата невесты символизирует смерть невесты, выход её из мира живых. Когда невеста рождается в новой семье, муж поднимает фату и целует невесту. Как видно, танатологические мотивы уже присутствуют в свадебном обряде, поэтому не удивительно, что по обычаям многих народов, славян в том числе, покойника хоронили в венчальном платье. Этот факт в современном историко-этнографическом Атласе канонизирован четким указанием — «в чем венчали — в том и хоронят». Вдова в подвенечном платье сопровождала умершего до могилы, где и исполняла «танец смерти», или «танец невесты». Для языческой погребальной обрядности похоронный танец вдовы представляет собой явление типологическое. Венгерский ученый Ласло Фелфёлди, специально изучавший похоронные танцы, пришел к выводу, что «танец» вместе с пищей, напитками, музыкой является символом свободы покойного или покойной.
Обряд соумирания описывают многие путешественники и писатели периода 8-10века.
О таком же обычае упоминал св. Бонифаций в VIII в., подробно его описывали арабские писатели IX-X вв. Такое добровольное умерщвление славянских женщин Масуди в «Золотых лугах» объясняет тем, что «жены пламенно желают быть сожженными вместе со своими мужьями, чтобы вслед за ними войти в рай». Если Фадлан и Масуди описывают это обрядовое действие как ритуальное сожжение, то в сочинение Ибн-Русте “Дорогие ценности” он описывает этот обряд так: «Если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его (Курсив мой С.А.), то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперёк, привязывают посреди этой перекладины верёвку, она становится на скамейку и конец [верёвки] завязывает вокруг своей шеи». Про особую любовь отмечает и Фадлан: «когда умер вышеупомянутый человек, то сказали его девушкам: кто умрет с ним? и одна из них ответила: я!». Так же, не заметно принудительных коннотаций. На добровольность указывает и Ибн Мискавейх описывая поход Русов на мусульман. Если погибал кто из Русов то «слугу его, если он любил его, согласно их обычаю (хоронили вместе)». Особенно интересно для нас заявление Псевдо-Маврикия: «Жены же их целомудренны сверх всякой человеческой природы, так что многие из них кончину своих мужей почитают собственной смертью и добровольно удушают себя, не считая жизнью существование во вдовстве».
Уход на «тот свет» супружеских пар в средневековье, происходивший с обоюдного согласия, расценивается Н. Н. Велецкой как яркий рудимент устойчивых языческих ритуалов. Естественно такой красивый языческий обряд не мог пропасть с появлением христианства, так в «Повести о Петре и Февронии» данным обрядом заканчивается сюжетное повествование. И, видимо, перед ЕрмолаемЕразмом стоял непростой выбор в деле написания финала своего произведения.
Дело в том, что соумирание («… умолиша бога, да во един час будет преставление ею …») и захоронение вместе («… и совет сотвориша, да будет положена оба въ едином гробе …») явно противоречат правилам веры Христовой, его заповедям. Ссылаясь на того же ЕрмолаяЕразма, А. Л. Юрганов справедливо замечает, что «не признавая Христовых заповедей нельзя войти в Царство Небесное, даже если человек совершает добрые дела» и во имя любви друг к другу. В «Повести о Петре и Февронии» и Пётр, и Феврония нарушают церковные правила. Поэтому в последствии, финал повествования был изменён, по вполне понятным причинам. Итак, как мы можем судить представления предков о загробной жизни и формам и философских представлениях о семье и долге, значительно отличаются от современных. Поэтому М. Семёнова, описывая княжеские курганные захоронения, рисует полное бытовое обустройство в курганах. Как известно в период Святослава, и несколько веков после него, в некоторых областях Киевской Руси хоронили в курганах. Это делалось в противовес Византийской традиции похорон в землю (в это время была идеологическая вражда). В курганах, археологи, находили целые княжеские семьи.
Ломка представлений о загробном мире, с принятием христианства, происходила не сразу. Не мог обычай соумирания сохраниться в исконном своём значении в христианской Руси, поэтом он претерпевает изменения и постепенно выходит из живой традиции. Если такое и могло бы быть, то это рассматривалось бы как смертный грех самоубийства.
Предки и не думали умирать, актом соумирания. В этом семантическом аспекте и нельзя трактовать этот обычай. Женщина, восходя на костёр, или умерщвляя себя, переходила, вместе с погибшим мужем, в другой мир, или, по более ранним представлениям, перерождались в этом обряде. Для языческой традиции нет, и не могло быть, смерти как таковой. Жизнь воспринималась как лучевой вектор который движется из точки А в точку Б , и так по спирали, до определённого витка, потом новое рождение и новый вектор движения по той же спирали. Поэтому это не воспринималось как смерть, это воспринималось как перерождение. Естественно, для философии христианства это обычай трактовался как дикость, варварство. Разве можно судить терминами одной теологической школы другую? Поэтому все попытки интерпретировать этот обычай как добровольно-принудительный, не имеет почвы под ногами. Эта красивая традиция, которая имеет длительную историю и имеет различные способы реализации, но, тем не менее, это не жертвоприношение. Это добровольный переход в иной мир. Трактовать это можно только исходя из метакультурного поля славянского язычества, тогда всё становиться на свои места.
